Начиная с первых художественных исследований я направляю свое внимание на утраты, отсутствия и прорехи. В этих пустотах я обнаруживаю сюжеты, кажущиеся неприметными, и события, сохранившие лишь общие очертания, условную канву. Их свидетельства стерты или выведены на периферию личной и коллективной памяти, очевидцы исчезли или являются нечеловеческими агентами, а места происшествия ничем не достопримечательны. Контуры случившегося находятся в пространствах спутанных воспоминаний, на физических и ментальных картах, в случайных воронках на лугу и на огородных грядах, в тезаурусах разных языков и на страницах экологической истории, в маршрутах естественных миграций и принудительных перемещений.

В своих проектах я стремлюсь сделать видимыми следы, в которых проявляются память и забвение, трудное наследие и неочевидные нарративы. Утраченное и замалчиваемое восстанавливается через ритуальные действия, перформансы, реэнактменты, задокументированные в инсталляциях, фотографиях, книжных объектах, скульптуре, видео, в звуке и тексте.

Мимикрия — еще одна категория, которая привлекает меня в исследовании следов. Но интересует меня и мимикрия сама по себе. Я изучаю ее потенциал как темы, метода и визуального языка. В моих проектах ритуалы памяти притворяются садово-огородными опытами, исследование идентичности следует эстетике модных съемок. Одержимость розысками метеоритов принимает облик паломничества по сакральным местам, изучение истории депортаций мимикрирует в форму учебника русского языка, а искусственные миграции видов становятся невозможными ассамбляжами.